Елена Нохрина ухаживает за больными с онкологическими заболеваниями

Удивительно, как близость смерти может соседствовать с проявлениями лучших человеческих качеств: любви и доброты.

Елена Нохрина – младшая медсестра в карагандинском хосписе. Она и её коллеги оказывают помощь неизлечимым больным в последней стадии заболевания – онкологии. За 23 года работы женщина повидала всякое – и отчаяние, и невероятную волю к жизни. Медработникам, несмотря на всю физическую и моральную тяжесть, остается лишь облегчить путь пациента, в последние недели и дни создать для него максимально комфортные условия.

Ранее частенько, вспоминает Елена, возникал языковой барьер, а ведь так хотелось выслушать их, понять, какая помощь нужна. Либо просто дать выговориться, понимая при этом и искренне сочувствуя. Отсюда и возникло огромное желание изучить казахский язык. Причём с детства, как говорит Елена, благодаря среде она знала простые слова – как, например, поздороваться, попрощаться, пожелать приятного аппетита. Но в беседе с пациентами этого было явно недостаточно… «Мне захотелось больше понимать и говорить», — в начале интервью отметила собеседница Azattyq Rýhy.

– Ощущаете ли Вы поддержку от семьи, друзей?

– Коллектив поддерживает. Частенько мне подсказывают, как правильно сказать.

Но работа у нас тяжелая, посменная. После смены у нас сутки на отсыпание. Сейчас я как раз сидела с тетрадками и учебниками, занималась, а мне внука привезли. Я ему говорю: Дима, поиграй с шариками, я сейчас немного позанимаюсь, задание на казахском отвечу. Дети поддерживают.

– С какими трудностями вы столкнулись в самом начале изучения казахского? Начиная от, скажем так, моральной составляющей (боязнь некоторого непринятия общества, боязнь ошибок и т.д.) до практической – это специфика казахского и его гигантское отличие от того же русского.

– Основная трудность для меня – это когда читаешь про себя вроде бы кажется, что правильно читаешь. А когда начинаешь произносить, то получается в мозгу какой-то стопор и язык не поворачивается это произнести. Некоторые слова, особенно впервые встречающиеся, для меня новые, не могла выговорить. Но потом, когда постоянно их употребляю, произношу, то уже получается произносить, язык привыкает. Я постоянно с этим борюсь, чтобы правильно сказать. Но, в основном, это окончания, чтобы правильно предложение звучало. Все записываешь, читаешь, учишь. Спустя два года я ещё не могу свободно общаться на казахском языке, это для меня ещё сложно. Но простые предложения говорить и понимать могу.

Два года назад в Доме Дружбы открыли клуб общения на казахском. И я стала туда ходить, так как для изучения языка я поняла, что мне не хватает общения. И когда я туда пришла, я познакомилась там с учителями, с Гульназ Сериккызы Мустагуловой. Она спросила у меня, хотела бы я заниматься с ней онлайн. Я с радостью согласилась. Мы стали заниматься. А знаете, как мы занимаемся? Она всегда в сети, практически круглосуточно. Утром я встаю и ей рассказываю на казахском: я проснулась, умылась, постель заправила, позавтракала. И постепенно она вводит новые слова, предложения. Но главное, чтобы я каждый день ей на телефон это наговаривала. Я ей наговорю, она прослушает и говорит: «Здесь нужно такое окончание, а здесь такое произношение».

Ведёт уроки совершенно бесплатно, онлайн. Два раза в неделю уроки по 45 минут, все остальное время общаемся в WhatsApp. Всегда находит время ответить.

Там же, в Доме Дружбы, я познакомилась с Канатом Тасибековым. Он мне подарил три тома «Ситуативного казахского». Это очень хорошие книги!

Я считаю, что, если бы с детства нас учили, заинтересовывали такими играми, интересно чтобы было... Вот у нас в школе был казахский и я со школы слова такие знала: мынау терезе – окно, а, чтобы заговорить со школы – я не смогла. Хотя учить язык я всегда хотела. С детства я хотела казахский знать.

– Работа в хосписе безумно тяжелая – как физически, так и психологически. Как удается совмещать такую работу с интенсивным изучением казахского?

– Очень сложно даётся, наверное, поэтому уже два года учу, но до совершенства мне ещё очень далеко.

Я, например, живу: у меня огород, у меня мама живёт в своём доме и ей помощь моя нужна. Мне и ей хочется со старшим братом туда поехать и помочь. И работа. То есть я отработала сутки и потом ещё сутки дома в полудреме. Это же тяжело. После суток я должна выспаться. Мало того, что выпал день, который я на сутках, ещё один день выпадает после суток. Потому что ты приходишь в себя, потому что очень тяжело за больными ухаживать.

Мне повезло с педагогами. Я считаю так: нужно побольше людей, как Гульназ ханым, как Канат-ага Тасибеков. Они бесплатно дают уроки, они общаются с людьми, они с душой делают все, чтобы мы выучили казахский язык. Даже если я отвечаю неправильно, они без иронии, ласково поправят, скажут, как правильно.

– Что надо для того, чтобы больше людей говорило на казахском — бесплатные курсы, какая-то помощь государства?

– Бесплатные курсы. Я вот тоже занимаюсь бесплатно. Например, на платных курсах я больше не узнаю, возможно, больше буду стараться, но я вот и так стараюсь что-то выучить. Но, если я заплачу за урок столько-то, у меня что, больше времени появится?

Мне кажется, что это самая большая боль нашего народа. Как мне кажется, учебники, которые у нас в школе, это не то. Учебники должны быть другие. Есть Сергей, я даже не вспомню сразу его фамилию, так вот, он с детства учил казахский и так хорошо владеет казахским. Он преподает английский, но в школе его попросили учить деток казахскому. И я только один отрывок видела, как он с детками разговаривал на казахском. Он показывает карточки, он так красиво играет с ними, что дети даже не замечают, как запоминают по карточкам слова и составляют предложения. Детей надо учить играючи. Даже я взрослая с удовольствием бы так учила и запоминается лучше. Учителя, которые от Бога, такие как у меня, которые могут и умеют заинтересовать своих учеников, ведут онлайн-уроки, им государство должно платить зарплату.

– Вы наверняка слышали о скандале, вызванном так называемыми языковыми патрулями. Что вы о них думаете? Сталкивались ли вы лично с неким притеснением или дискриминацией?

– Я про них слышала, но, слава Богу, никогда не сталкивалась. Мне иногда кажется, будто это выдуманное, наигранное. Сценарий взяли, клип сняли и просто так выставили. Я такого не видела и в каких городах это… Может быть, у нас Караганда – город миролюбивый, народ миролюбивый, поэтому мы здесь и живем. У нас все нации миролюбивые и дружные. Может быть, кто-то действительно сам нарывается и ему грубят… У меня ничего подобного не было. Но, и чтобы они встретились – не хотела бы. Это же жестоко! Наоборот, надо поощрять людей, чтобы они хотели разговаривать на казахском. Если человек, даже казах, а учился в русскоязычной школе, не слышал казахской речи, то за что наказывать? Нужно помочь, нужно заинтересовать народ, чтобы сказали: кто на казахском скажет – тому премия (смеется). Тогда бы и русскоязычные казахи заговорили на казахском, и русские.

Мои дети выросли среди казахской речи. Как я говорю, с молоком матери впитали казахскую речь.

Мне же просто хотелось понимать пациентов, знать, чего они хотят, беседовать с ними. Хотелось, чтобы им было приятно.

– Благодарю Вас за беседу и за Ваш труд!